текст не является отчетом
Заранее приношу свои извинения товарищам по отряду за возможные неточности в описании событий

1

-«…Разрешается употребление алкоголя в умеренных количествах», - цитирует Дима одно из правил проживания в жигаловской гостинице партии, которые отпечатаны на листке, прикрепленном к двери в комнату.
Комната небольшая, почти все место в ней занимают четыре застеленные кровати. У окна – стол, между кроватями – тумбочки и стул. На столе остатки нашего ужина – котел со слипшимися макаронами, две сосиски на тарелке, куски хлеба, сыр, банка с кукурузой… Несмотря на открытую форточку, в комнате жарко. Дверь в коридор тоже приоткрыта, и из другой комнаты к нам доносится:
…А молодого коногона
Несут с разбитой головой…
-Не пойму, что они поют, - говорит Леша. Мы прислушиваемся.
Нас шестеро в комнате: Леша полулежит на кровати у окна, я и Женя сидим на кровати напротив, на третьей кровати лежит Саша и сидит Дима, на четвертой спит водитель Михаил.
Мы приехали в Жигалово на «уазике» часа два назад и теперь ожидаем отряд Александра Владимировича, который едет на джипе. Каждый раз, когда за окном шумит какая-нибудь машина, Леша отводит занавеску и, выглянув в темноту, говорит: «Нет, не наши».
…Я был отважным коногоном,
Родная маменька моя.
Меня убило в темной шахте,
А ты осталася одна…
-Я знаю эту песню, - говорю я. – Это про шахтеров, а потом из нее переделали про танкистов.
-Из нее переделали?..
-Да тише вы, ну дайте послушать, - досадливо просит Дима, пошире открывает дверь.
…И дорогая не узнает,
Какой шахтера был конец…
Я откидываюсь спиной к стене, вытягиваю ноги. Когда же они приедут? Уже двенадцатый час… Спать бы лечь…
Песня стихает. Из соседних комнат слышны голоса, по коридору ходят. Заняться совсем нечем… Женя, забравшись с ногами на кровать, дошивает комбинезон, Саша и Дима шепчутся. На улице снова фырчит машина, и снова не наша.
Неожиданно в нашу комнату заглядывает незнакомый человек:
-Ребята, среди вас геологи есть?
Несколько мгновений все молчат, потом Дима и Леша показывают на меня: «Да, вот», и мне приходится привстать с кровати. Вошедший говорит, что здесь, в гостинице, сейчас находятся какие-то крупные начальники, и можно пойти посидеть с ними, поговорить, и они могут подсказать что-то насчет работы.
Идти в одиночку мне не хочется, я растерянно оглядываюсь на товарищей.
-Иди, иди, - говорит Леша, поудобнее устраиваясь на кровати. – Если что – кричи громче.
-А…это… - говорю я, – Дима, пошли вместе, ты ведь тоже геолог.
Ничего интересного мы с Димой не услышали. Это оказалась заурядная пьянка, и все четыре крупных начальника сидели уже изрядно захорошевшие. Один из них несколько раз спросил у нас, приехали мы сюда на практику или зачем… Я поняла только, что, если у них и есть работа, то не для меня – они сказали, что требуются руководители-технологи, и руководить придется чисто мужским коллективом в составе восьмидесяти человек. Мы посидели минут пятнадцать, на прощание у нас спросили:
-Вы слышали, как мы пели?
-Да, вы хорошо пели! – ответил Дима, и мы ушли.

Александр Владимирович, Ксюша и Валентин прибыли около часа ночи. Вместе с ними пришел водитель джипа. В комнате сразу стало тесно. Все старались говорить потише, чтобы не разбудить Михаила и Сашу, но те, я думаю, все равно проснулись, да и трудно было спать в такой духоте и при ярком свете.
Когда все размещаются вокруг маленького стола, Александр Владимирович достает бутылку и вполголоса спрашивает, кто будет алкоголь. Леша из-за спины водителя немедленно сообщает, что Катя будет, я возражаю: «Нет, мне не надо…»
Чем меньше остается в бутылке, тем громче становятся голоса сидящих за столом. Время близится к двум, спать хочется ужасно, я замечаю, что и у Жени, по-прежнему дошивающей комбинезон, слипаются глаза. За столом идет обсуждение вопроса о размещении всех нас (десяти человек) в этой комнате:
-…Стол отодвинем и развернем…
-Да вынести его в коридор совсем!..
-…Знаете, у нас в экспедициях правило: мальчики спят с мальчиками, девочки – с девочками, а водители – с водителями…
-Ха-ха-ха!
-…А он фонарик не стал зажигать, чтобы никого не будить, хотел в темноте рукой о стенку опереться, а стенка-то - за спиной, и он повалился вдоль нар – тут-то все и проснулись!..
Потом разговор неожиданно съехал на мокриц-двухвосток, и Валентин сказал про два хвоста что-то несусветное, после чего Александр Владимирович решительно объявил:
-Так, Валя, хватит. Всем ложиться спать!

2

К вечеру второго дня мы добрались до нижней базы. Опять это была заимка наподобие той, что у Политехнической пещеры – два зимовья, баня, между баней и вторым зимовьем – кострище с гигантским таганом (толстенная жердь, протянувшаяся от бани до ближнего зимовья).
Оба зимовья почти одинаковы по размерам, но обстановка внутри различается. В том, которое ближе к костру - длинный, от печки до стены, стол, его окружают три скамейки. Над столом протянулись две тонкие жерди (потом на них повесили газовую лампу и моток туалетной бумаги на проволочном крючке). Высокие нары занимают около четверти комнаты, балки над нарами топорщатся длинными гвоздями. На стене рядом с нарами на разной высоте приделано несколько полок. Окно только одно – большое, затянутое плотным полиэтиленом в два слоя, наружный слой порван. Полиэтилен засижен мухами, сверху висит паутина. В левом дальнем углу зимовья светится незаконопаченая дырка.
Второе зимовье поменьше, потолок в нем ниже и там как-то уютнее. Маленькое окошко на задней стене затянуто полиэтиленом, большое над столом – застеклено. Нары занимают почти все зимовье. Самые длинные идут вдоль левой стены от окошка до печки. На них обустроили свои спальные места Валентин (у окна), Леша, Женя и я. Мое место сначала мне понравилось, но вечером, когда печку растопили как следует, стало как в теплице, ночью от двери начало ощутимо потягивать холодом и пришлось надевать свитер, а утром печку снова раскалили докрасна. Нары покороче тянулись вдоль правой стены от окошка до стола, и на них расположились Александр Владимирович и Ксюша. А самые маленькие и низкие нары были между столом и дверью, и их заселили Саша и Дима.
На третий день с утра началось обустройство базы.
Вечером Леша, Саша, Женя, Ксюша и я сделали тропу до поворота на склон, вернулись на базу уже в темноте. Потом были баня и ужин.
-Кто хочет алкоголь?
Валентин, Леша и Ксюша пододвигают свои кружки. Александр Владимирович свинчивает колпачок с бутылки. Женя протягивает крышку от термоса:
-Мне вот сюда.
-Сколько?
-Что, краев не видишь? Ха-ха-ха, - веселится Валентин.
-Ты водку будешь? – спрашивает у меня Александр Владимирович. Я отрицательно мотаю головой. Мне что-то нехорошо, видимо, подействовала жара в бане. Не хочется есть, и я размышляю, не пойти ли лечь спать, но вспоминаю, что завтра дежурство и надо узнать у Саши, что готовить и где лежат продукты.
Александр Владимирович разливает товарищам и вслух удивляется, что вот Катя водку не пьет, хотя все говорят, что пьет. Я хмуро думаю: оказывается, у нас все едины в лице Леши. Валентин предполагает:
-Наверное, это должен быть неординарный случай, ха-ха-ха! Предлагаю завтра устроить!
Леша, приняв свою кружку с водкой, неторопливо объясняет:
-Нет, просто она считает, что если уж пить, то надо как следует напиться.
Мы все смеемся, Александр Владимирович укоризненно обращается к Валентину:
-Вот видишь, а ты готов пить всегда!
Я отмалчиваюсь. Я на самом деле не вижу смысла принимать каждый вечер. Не знаю, может быть, это полезно – расширять сосуды, например – но я пока в этом не нуждаюсь. Я считаю, что выпивать каждый день по сто грамм гораздо вреднее, чем раз в месяц – килограмм.
После ужина в соседнем зимовье, куда проведен провод от генератора и над столом светит электрическая лампочка, Саша показывает мне меню на завтрашний день. Я уныло киваю. Гречка с фрикадельками. Первый раз слышу о таком блюде… Или в Политехничке мы готовили нечто подобное?…
-Леха знает, как готовить, - успокаивает Дима.
-А, ну тогда ладно, - отвечаю я. – Так, значит, гречка там, фрикадельки в трансе, сыр и колбаса тоже, это – в зимовье… Ну, в общем, все понятно.
Скоро в это зимовье переходит весь наш отряд, Валентин устанавливает на столе раскладной DVD-плеер и включает продолжение вчерашнего фильма – «Ночь в музее». Я скоро засыпаю.

3

Утро четвертого дня пасмурное, солнца не видно, и совсем не холодно – градусов десять, не больше.
Я спускаюсь к реке. В одной руке у меня большой закопченный котел из-под гречки, на его дне плещется кипяток, в кипятке плавает губка; в другой - круглый котел из-под фрикаделек с обжаркой (такой универсальный продукт – сразу и жир, и приправа), а локтем я прижимаю к боку желтую пластиковую бутылку бальзама «Капля».
К проруби ведет скользкая крутая тропка, в начале есть ступеньки и перила, где-то на половине спуска они заканчиваются. Я спускаюсь и размышляю, что гречка с фрикадельками – вещь, конечно, хорошая, тем более, что мне даже не пришлось готовить, готовил Леша, он любит это дело, а я только принесла все необходимое, затопила печку, порезала сыр и колбасу и сейчас еще вымою котлы – и все же, по-моему, брать в экспедиции мясо и фарш незачем. Александру Владимировичу, конечно, виднее… Но без мяса было бы проще. Взяли бы тушенки и сала, да и дело с концом. Разумеется, зимой нужны мясные продукты, но зачем эта возня с мясом…
-Елки-палки!.. – я, поскользнувшись, падаю на бок. Хорошо еще, что мне удается удержать котел и не окатить себя кипятком. Я встаю, подбираю второй котел и «Каплю» и уже без всяких посторонних мыслей медленно и осторожно схожу к проруби.
Прорубь сделана у самого берега, она длиной примерно в метр, полузатянута ледком. Противоположный край заляпан кровью, пятно небольшое. Я оттираю котлы и раздумываю, кто же здесь так поранился.

Потом я заливаю чай в термосы, а Саша готовит перекус. Сейчас весь наш отряд пойдет обустраивать верхнюю базу и смотреть входы в пещеру.
Мы добираемся до верхней базы долго. Тропы вверх на склон нет, Леша ориентируется по зарубкам. Мы с Женей плетемся за ним, далее за нами идут, Дима и Саша, потом Ксюша, а Александр Владимирович и Валентин замыкают строй и изредка издали покрикивают как болельщики на лыжных гонках или биатлоне: «Давай, Леха, давай! Хоп-хоп-хоп!»

Верхняя база представляет собой кострище с таганом, с одной стороны защищенное естественной каменной стенкой, и навес из жердей, с которых мы сбрасываем снег и натягиваем тент. Парни заготавливают дрова, мы разгребаем снег. У нас всего две лопаты, и работы на всех не хватает. По-моему, вполне можно было бы отправить сюда двух-трех человек еще вчера, чтобы сделали тропу и расчистили площадку.
Потом мы пообедали, и Александр Владимирович повел всех дальше вдоль по склону. Странно и неприятно потемнело. Когда мы вышли на открытое место, стало видно долину – по ней близилась огромная серая туча, впереди нее виднелись похожие на щупальца завихрения снега. Солнце исчезло, предметы перестали отбрасывать тени. Потом снежный заряд дошел до нас, и начался ветер, и полетел снег.
Но метель быстро закончилась, выглянуло солнце – правда, ненадолго, скоро подступили сумерки. Новых входов в пещеру мы не нашли, хотя попадались трещины с выходом теплого воздуха. На нижнюю базу мы шли уже в темноте, и когда пришли, Ксюша сказала, что видела следы – возможно, что медвежьи.

Вечером, закончив с мытьем посуды, я иду в баню стирать. Проходя мимо зимовья, слышу общий громкий смех. Взрывы хохота долетают даже в баню, и мне становится интересно, какие анекдоты травит опять Валентин, и я спрашиваю у Жени: о чем там речь?
-Да я не знаю… Когда я заходила в последний раз, они чего-то про размножение говорили, про грызунов, что ли, а сейчас - не знаю.
Я уношу водолазку в зимовье и развешиваю возле печки. Здесь никого нет, все еще там, в соседнем зимовье. Надо бы сходить взять раствор для линз и прополоскать их, пока никто не мешает… Я снова беру фонарик, выхожу и открываю следующую дверь.
Похоже, веселье подошло к концу. Леши не видно, Валентин по скамейке подвигается к выходу, Дима, Саша и Ксюша вроде бы тоже собрались уходить. Александр Владимирович стоит рядом с печкой. Как только я захожу, он спрашивает:
-А можно ли вопрос?
-А…э… Ну, да.
Они с Валентином хохочут и спорят, надо ли понимать этот ответ как «да», как «нет» или как «ну…». Я, отыскав бутылку, решаю, что Александр Владимирович уже забыл, что хотел спросить, и можно ускользнуть полоскать линзы, но не тут-то было – руководитель ловит меня у двери:
-А ведется ли какая-нибудь летопись нашего похода?
-Э… Ну, я записываю, совсем немного…
-Ты, когда будешь писать, Валентина вычеркни совсем! Лемминг спелеологу не товарищ!
Все в зимовье валятся от смеха.

4

Утром по-прежнему относительно тепло, небо не сказать чтобы ясное, но облаков не много, и они постепенно расходятся. Может быть, это и не облака, а туман… Из-за склона выходит солнце, и выпавший ночью свежий снежок начинает искриться.
Подъем и завтрак у нас, как заведено со второго дня экспедиции, проходят под музыку Валиного плеера. Саша считает, что этот плеер в лесу лишний, вначале я была с ней согласна, но скоро передумала – с музыкой здесь веселее, а главное – подниматься утром легко.
За завтраком заходит разговор об умывании: кажется, Ксюша сказала, что надо бы на ночь в печку в бане подкладывать, потому что утром вода в баке совсем холодная, а Леша говорит что-то вроде того: «никто из вас на прорубь не ходит, я один по-человечески умываюсь», и ему, смеясь, возражают, что в бане теплее, а Александр Владимирович выводит, что Homo sapiens умываются у проруби, а Homo sapiens sapiens – в бане. А я думаю: ну надо же, как мне сразу в голову не пришло насчет воды в бане, я-то каждое утро хожу к проруби, сегодня вот чуть пальцы не отмерзли.
Александр Владимирович объявляет, что в этот день Саша и я останемся на базе топить баню и заниматься прочими хозяйственными делами. Дима от себя дает нам еще одно задание: поменять рваный полиэтилен в окне. Все остальные готовятся идти в маршрут, поднимается обычная суета, и я усаживаюсь ближе к печке, наливаю себе еще чаю и мастерю бутерброд с забытым кем-то ломтем сала.
Сборы, как всегда, тянутся не меньше часа. В одиннадцать отряд уходит, а мы с Сашей еще с полчаса пьем чай, а потом идем менять полиэтилен. Это оказалось делом не трудным, но долгим – отодрать рейки, выпрямить гвозди, выкроить новый кусок пленки, приложить и прибить заново рейки…
Затем мы неторопливо пообедали картофельным пюре, хлебом, колбасой и конфетами. За обедом мы обсудили две животрепещущие темы: кто идет в подземку и что делать с сахаром, которого осталось неожиданно мало.
-Леша точно будет жить в подземке, - говорит Саша, нарезая лук. – Осинцев тоже… Ну и еще двое.
Я посыпаю свое пюре луком, солью, сдабриваю кетчупом и майонезом.
-Вот в том-то и вопрос: кто эти двое?
Саша советует мне не переживать. Ее гораздо больше волнует вопрос сахара. Мне же этот вопрос кажется пустяковым:
-Да что ты мучаешься? На подземку сахар отложен, то есть рассчитывать надо только на четверых остающихся, а им, в конце концов, можно просто сказать: дескать, сахар последний, так что сильно не налегайте. Или даже еще проще: выдавать сахар конфетами, как у нас в поле делают.
-Я разделю сахар на оставшиеся дни и буду ставить на стол по пакетику. Надо еще на каши отложить… А ты хотела бы быть завхозом?
-Нет, - сразу отвечаю я.
-Почему?
-Собачья работа, - охотно поясняю я. – Трудная и неблагодарная.
-Это точно.
После обеда мы топили баню, носили воду, Саша разбиралась с сахаром, я заткнула мхом дырку в углу, потом настал вечер, и мы принялись готовить ужин.
Подвесив над костром котел с рисом, я разгребаю угли, как это делал Леша, чтобы поставить на них сковороду с фрикадельками.
Начинают подходить товарищи. Первым появляется Леша, проходит мимо костра, заходит в зимовье и через минуту шагает обратно – в баню. Саша приносит к костру сковородку и начинает жарить фрикадельки. Мне нечем заняться, я хожу вокруг костра, заглядываю то в котел, то на сковороду и советую подлить воды:
-Вот когда я дома жарю котлеты, то всегда подливаю.
-И что?
-И очень хорошо получается. Они не высыхают.
-Но там же масло, оно брызгаться будет!
-А ты крышкой закрой.
Выше, на снегоходной тропе, мелькает следующий огонек, приближается, пропадает за баней и снова появляется – к костру подходит Женя.
-А что, Леха уже в бане?
-А что, он уже пришел? – удивляется Саша. Я киваю.
-А я его не заметила, - говорит Саша, помешивая фрикадельки.
-Ну давай подольем воды! Они же пригорят… И вообще они, по-моему, уже готовы.
-Что ты, это же мясо, его долго надо жарить!
-Да какое там мясо…
Я вспоминаю, как вечером второго дня мы варили пельмени. Посветив в котел фонариком, я сказала Саше, что пельмени уже всплыли и, стало быть, почти готовы. Саша ответила: “Что ты, там же мясо”, и мы варили это мясо еще долго. “Пельменные кубики” – вот как называлось это блюдо. В дороге пельмени основательно раскисли, а хорошенько проварившись, превратились бог знает во что. Хотя вкус их, надо сказать, не пострадал.
Приходят остальные – Дима, потом Александр Владимирович, Ксюша и Валентин. Саша уходит в зимовье. Я думаю, что настало время подлить воды, но мне лень идти за ней, и вместо этого я выуживаю ложкой одну фрикадельку, пробую, и когда Саша возвращается, заявляю:
-Готово.
-Нет, надо еще пожарить.
-Слушай, их была полная сковорода, а теперь посмотри, что там осталось! Они же скоро до размера горошин ужарятся.
-Ну… Ладно.
Над столом шумит газовая лампа, от нее расходится жар. В печке гудит и потрескивает. Саша поставила на стол пакетик с сахаром, пакетик стоит прямо передо мной, я на глаз определяю, что в нем ложек пять – семь. По ту сторону стола напротив меня и пакетика садится Леша. Когда Саша сообщает, что сахар в пакете – это норма, Леша слегка меняется в лице, у него расширяются глаза, а на лбу собираются морщины. Посмотрев на сахар, он мрачно говорит:
-Я, пожалуй, промолчу.
Взяв ложку, он начинает поедать рис с фрикадельками.
Я мысленно посмеиваюсь. Не вижу я в этой ситуации с сахаром ничего особенно неприятного. Вон стоит банка из-под джема, до краев наполненная карамельками – ешь не хочу, ну какой еще сахар? На каши хватает, да и ладно.
Но самое забавное оказалось то, что после ужина сахар в пакетике не закончился. Возможно, я ошибаюсь, но сладкий чай пили только Леша, Александр Владимирович и Валентин. Остальные, вероятно, рассудили так: “Если я возьму ложку, что же останется начальству?”

5

Наступило утро шестого дня, и наш отряд постепенно просыпается. Я слышу из-под спальника, как дежурные – Саша и Дима – раздают кофе. Потом кто-то треплет меня за ногу, и голос Димы произносит:
-Держи кофе.
-Ага… - хрипло отзываюсь я, вылезаю и беру кружку. А ведь правы были красноярские Катя и Марина, действительно «засадная» кружка – раскалилась, не удержишь… Поставив ее сбоку на нары, я выбираюсь из спальника полностью – Дима раскочегарил печку, и стало жарко.
Из другого конца зимовья, из темного угла, Александр Владимирович, сияя фонариком, неожиданно говорит, что за все время экспедиции он услышал от меня всего девять слов. Все смеются. Я в замешательстве поднимаю свою обжигающую кружку и начинаю глотать кофе. Я частенько слышу подобные высказывания в свой адрес и каждый раз обещаю себе придумать наконец ответ, каждый раз забываю, и в следующий раз снова мучаюсь, и ответ так до сих пор не найден. А впрочем, это и не так уж надо, потому что рядом обычно оказываются добрые люди, которые с готовностью ответят вместо меня, вот как сейчас. Женя, сидящая на нарах с кружкой в обеих руках, говорит:
-Человек только проснулся, а вы уже озадачиваете.
Леша, который шевелится где-то дальше Жени, говорит:
-Ничего, зато потом она напишет о нашей поездке реферат страниц на сорок.
С дальнего конца нар, от окна, слышится:
-И нас всех после этого сдадут в лечебницу, ха-ха-ха! Наркологическую!

За завтраком Александр Владимирович повторяет план работы на сегодняшний день: все, кроме него и Валентина, идут в пещеру и заносят вещи на базу Шут.
-…Думаю, вы не скоро выйдете, судя по тому, как вы собираетесь, и у вас еще трансы не уложены…
Леша, взглянув на Александра Владимировича, продолжает есть.
-…Давай, Алексей, давай, у вас еще трансы не уложены!
Леша завтракает.
Дима и Саша начинают мыть свои миски чаем. Средство не новое, но такой способ, каким они это проделывают, я вижу впервые. Александр Владимирович, которого это их действие всегда забавляет, отмечает:
-Начался ритуал… Все должны принять определенную асану, - и он, выпрямившись, берет одну согнутую руку другой за локоть. Валентин хохочет, мы с Женей смеемся. Леша знай себе уплетает. Саша и Дима, улыбаясь и глядя в миски, до половины заполненные чаем, аккуратно помешивают в них ложками так, чтобы смыть остатки с краев, но не пролить чай на стол. Чай в мисках постепенно перемешивается с остатками пищи, и это довольно неаппетитное зрелище. Леша по-прежнему ест.

Мы выходим в двенадцатом часу. Утро не холоднее предыдущих, но гораздо более ясное, облаков меньше, на солнце снова переливается свежий снег. Идти по лесу в такую погоду одно удовольствие, и особенно хорошо подниматься на склон – с него прекрасный вид, просматривается пологая долина и низкая, почти плоская, щетинистая от леса гора на той стороне. На склоне той горы видно горизонтальную полосу редкого леса, указывающую, где выходит пласт карбонатов.
Я шагаю по тропе следом за Димой. Он идет быстро, и мы уже далеко оторвались от остальных. Я постепенно отстаю. У меня в рюкзаке помимо своих вещей тяжелый транспортник, который дал перед выходом Леша – то ли вода в этом мешке, то ли еда. Дима тоже несет мешок, и еще три транса у идущих позади, а всего у нас получается пять транспортников на шестерых.
Тропа делает поворот, спускается, ведет среди закрытых полуметровыми шапками снега каменных глыб, и вот показался заснеженный синий тент – мы на верхней базе.
-Ну у тебя и физуха, - говорит Дима.
-То есть быстро хожу? – уточняю я.
-Ага.
-Ну…э…спасибо, - говорю я польщенно. Дима разводит костер. Подходят товарищи, Леша говорит:
-Ты не стой, переодевайся.
«А чего мне спешить, - думаю я, - все равно соберусь раньше всех.»

6

…Транспортник снова прилип к камню, а перчатка снова приклеилась к транспортнику. У меня хорошие перчатки – зеленые, прорезиненные – но у них чересчур длинные пальцы, которые сейчас слипаются и запутываются в облепленных глиной, превратившихся в жгуты лямках транспортного мешка.
Здесь кругом глина. Я слышала раньше, что в Ботовской пещере на Желтых дорогах глина как пластилин – так и оказалось. Наверное, где-то там дальше, в малопосещаемых частях пещеры грязи меньше, а здесь под ногами повсюду желтое месиво. Глина липнет к сапогам, делая их заметно тяжелее, облепляет комбинезон, особенно штанины до колен, склеивает пальцы перчаток.
И пока я не вижу в Ботовской пещере ничего красивого или интересного. Это сплетение низких ходов, в которых только кое-где можно выпрямиться, это завалы грязных угловатых глыб, это низкие широкие щели, где приходится ползти и катить мешок перед собой, это желто-коричневая от глины натечка на стенах, это мелкие мутные лужи под ногами. Желтая дорога. Вход Медео – база Шут, расстояние между ними 500 метров.
Наше передвижение похоже на гонку с препятствиями: быстро, еще быстрее, не отставать, здесь перелезть и протащить мешок, тут проползти и прокатить мешок, теперь обнять мешок, чтобы не бил по ногам и не цеплялся за стены, и побежать с ним в охапке, согнувшись и все равно ударяясь каской о потолок, слыша, как осыпаются раздробленные коралиты, а под ногами жирно чмокает и чавкает.
Несколько раз мы отдыхали. Первый привал был у «мужика» – так называлось место вроде перекрестка, где на уступе лежали мешочки с карбидом, свечи, еще что-то, и там же оставляли контрольные записки. Рядом стояли глиняные фигурки, одна из них была помечена бумажкой с надписью: «мужик». Второй раз мы немного посидели в месте, где с потолка свисали необычные сталактиты – «драконьи лапы». И было еще несколько небольших привалов, когда наш отряд заплутал, и Леша бегал искать дорогу, а мы ждали. Мне запомнился один из этих эпизодов: я, шипя и отдуваясь от усталости, лежу на грязной плите, Дима и Ксюша пытаются сориентироваться по схеме, Женя заглядывает Диме через плечо, в отдалении на камне сидит Саша, свесив голову и уронив руки на колени, а потом из какого-то хода выныривает Леша, в зубах у него схема, с лица капает, и он пробегает мимо нас, ныряет в другой ход, через несколько секунд показывается и зовет нас. И гонка продолжается.
В какой-то момент у меня появляется мысль: надо бы привал. И вообще, куда мы так летим, на пожар, что ли!.. Я в который раз с силой ударяюсь каской, она снова сползает на глаза, я шепчу: «З-зараза…». Ход опять превращается в щель, опять приходится бежать на четвереньках, хлопая по глине перчатками, а потом лечь и ползти, толкая транспортник, а впереди мелькаю подошвы сапог Жени, а позади тяжело дышат Саша и Дима.
Потом – небольшой завал, потом можно выпрямиться и идти, держа транспортник за глиняные жгуты-лямки. Огоньки впереди перестают отдаляться – надо полагать, долгожданный привал. Слева на уступе я замечаю мокрые блестящие банки без этикеток, впереди белеет какой-то полиэтилен, рядом с ним, кажется, пластиковые бутылки… Слушай, а может, мы уже пришли? Да нет, невозможно, еще должны быть какие-то узости, я перед выходом спрашивала Ксюшу: "А что, узостей там много?", и она кивнула.
-Что, здесь еще далеко?
-Все, пришли. А вот он – Шут.
Отпустив транспортник, я гляжу на это произведение из уродливого сталактита. Торчащие сосульки похожи на шутовскую шапочку, лицо вылеплено из глины. Шут стоит на пирамидке из плоских камней.
Перед тем, как идти обратно, мы перекусили. Время обеда давно прошло (было уже начало восьмого, то есть дорога от Медео до Шута заняла четыре часа), и все мы сильно проголодались.
Леша разрешает вдобавок к перекусу открыть любую из банок на уступе:
-Только чтобы всё съели.
Дима, выбрав банку тушенки, протыкает ее ножом, и банка издает отчетливое «пш-ш». Следует обсуждение, можно ли теперь это есть. Лично я решаю воздержаться. Дима открывает банку, пробует мясо и передает следующему. Товарищи едят, причем каждый, прожевав кусок, говорит что-нибудь вроде: «Какой-то странный вкус у этой тушенки», и сует в рот следующую ложку. В конце концов Женя добирается до слоя, в котором ясно видна ржавчина, пробует, говорит: «Тьфу, …!» и выплевывает. Таким образом, с тушенкой покончено.
На камне стоит полная кастрюлька сваренного на газовой горелке лишнего чая, и кто-то предлагает оставить его прямо здесь:
-Завтра подземщики придут и вскипятят.
-Вскипятят? И что же получится – чефир? – интересуется Леша.
-Нормальный чай получится, - говорю я.
-Нормальный? - с подозрением переспрашивает Леша.
-Ну…это…не нормальный, конечно…хороший чай получится.
-Хороший? Ну, пусть останется, посмотрим.
А потом был обратный путь. И мы снова ползли, цеплялись, перекатывались, шли на четвереньках, шли гусиным шагом, перелезали, шлепали по глине руками и ногами, бились касками о потолок, держались за стены, протискивались, подлазили, огибали, выползали, а в конце просто бежали – согнувшись, а в иных местах и в полный рост, и мы все были грязные как черти и различались, пожалуй, только по росту, и мы все тяжело дышали, хватали воздух и старались не отстать.
Обратный путь занял у нас сорок минут и, как сказал Леша, это был еще не рекорд.