На поверхности свежо, светят звезды, луны пока не видно. Дима заново разжигает костер, мы тем временем переодеваемся.
Держа вытянутой рукой комбинезон за воротник, я соображаю, куда бы его повесить. Комбинезон уже прихватило морозцем, он тяжелый от грязи и твердый как листовое железо. Я спрашиваю в воздух:
-А…это…куда его?
-Куда хочешь, - говорит Леша, - только подальше, чтобы не задевать… - он поглядывает на занятого костром Диму и говорит, что вообще-то можно обойтись и без костра, что вот он сам, например, еще теплый и сейчас оденется и пойдет. Дима, сунув в огонь еще одно полено, берется за свои вещи. Ксюша переодевается у костра, Саша и Женя – здесь, рядом, под тентом. Свет наших фонарей бегает по затоптанному пожелтевшему снегу, по каменной стенке с одной стороны и сугробам – с другой, по жердям и тенту над головой, и по дереву, на которое я наконец подвешиваю свой комбинезон. На всякий случай я осведомляюсь:
-А его ветром не сдует?
Леша отвечает в том смысле, что если и сдует, то далеко не унесет, и прибавляет: «разве что на его грохот все окрестные мишки сбегутся».
Дима спрашивает у Леша:
-Ты что, уже готов?.. Ну тогда бери Катюху, и идите.
-Меня тоже возьмите! – просит Женя, роясь в своих вещах. Леша говорит мне идти, и я, в нерешительности потоптавшись и спросив: «А если я с тропы собьюсь?..» поднимаю рюкзак и шагаю вверх по тропинке среди заснеженных валунов, потом среди деревьев, потом за поворот, потом по склону, откуда днем было видно долину и горы, а потом – вниз и вниз, скользя ботинками по затвердевшему снегу, придерживаясь за деревья, переступая через лежащие стволы. И здесь, в лесу, мне становится жутковато, и против воли лезут мысли типа: «Интересно, а что делать, если выйдет медведь?». Несколько раз я останавливаюсь и, прикрыв фонарик ладонью, оглядываюсь: не видно ли выше на склоне фонарей товарищей. Днем в лесу каркали вороны, а ночью настала почти пещерная тишина, и только раз за моей спиной заскрипело дерево и громко зашуршал осыпающийся снег. Я иду дальше, насвистываю для храбрости и убеждаю себя в том, что у нас не Подмосковье и о поднявшихся из берлог шатунах пока ничего не слышно, и скоро успокаиваюсь. А у подножья горы меня догоняют Леша и Женя, я пропускаю их вперед, иду следом и теперь до самого табора думаю только о том, что будет на ужин.

После ужина наконец становится известно, что в подземку пойдут Леша, Дима и Женя.
Узнав это, я сильно скисаю и ухожу горевать к затухающему костру. Основная мысль у меня такая: «Ну и зачем мне стоило сюда ехать? Месить снег и таскать дрова можно с таким же успехом на Комарском хребте – заехал на любое зимовье, на ту же Гренаду – и пожалуйста…» Я пинаю головешки, чтобы костер хоть немного разгорелся, но он только искрит и дымит. Не надо было мне ехать. Дима расхваливал: «Ах, Ботовская, Ботовская, поехали, Катюха, знаешь, как там классно!..» Это было еще до Нового года, на общем собрании клуба.
До сих пор помню это собрание. Его наметили на семь часов, но все подошли только к половине восьмого. Ближе в восьми пришел Александр Владимирович. Вначале все происходило более-менее цивилизованно – Леша опросил нас на предмет пожеланий и предложений, потом заговорили о выборах в совет клуба и о том, кто будет новым президентом или следует оставить старого. Тут-то и заговорил Александр Владимирович. Для начала он оповестил нас о том, что все это наше собрание напоминает ему балаган. Потом – что совет клуба, по- хорошему, стоило бы разогнать весь, кроме двух человек. Под конец он сказал, что президентом надо оставить Лешу, но не потому, что он так хорошо справляется со своими обязанностями, а единственно потому, что никого получше у нас все равно нет. На мой взгляд, после этого надо было бы сразу заканчивать собрание, так как основные вопросы были решены, но его продолжили. Началось обсуждение каких-то совершенно непонятных мне (думаю, и большинству других новичков тоже) проблем, выяснилось, что в клубе существуют какие-то подводные течения, какие-то внутренние разногласия, и не в обиду Александру Владимировичу будь сказано, но у меня создалось впечатление, что особенное сходство с балаганом собрание начинало принимать именно в моменты его выступлений, когда он подавался вперед, хватался за стол, горячился и повышал голос, споря с Лешей (на что тот отвечал в обычной медлительной своей манере, всегда восхищавшей меня – я так не умею), потом вдруг отпускал какую-нибудь шутку, сбивавшую всех с толка, и как мне показалось, почти ничего они не выяснили. Впрочем, не знаю, не могу утверждать, я не разбираюсь в этих внутренних делах. А в разгар споров Дима тихонько ходил от одного человека к другому и шепотом уговаривал ехать в Ботовскую…
«Знаешь, как там классно!» Ага, очень. Лучше не бывает… Хотя ему-то, конечно, классно… А мне? Или Саше? Пойти, что ли, в зимовье, высказать Саше свои соображения об этой поездке, заодно, может быть, помочь убирать после ужина... Нет, не пойду. Там еще кто-то сидит, и это, судя по голосу, не Дима. Вот он сказал: «…Первые Боты…», второй голос вроде Сашиного что-то пробормотал, первый голос ответил: «…В подземку не взяли…» Не разберу, кому принадлежит этот первый голос.
А про первые Боты Леша говорил еще в Жигалово, когда мы маялись в гостинице, ожидая отряд Александра Владимировича: «На моих первых Ботах мы вообще не ходили в подземку. Ходили по поверхности, брали пробы.»
Александр Владимирович, объявив состав подземной группы, добавил: «Сейчас ситуация такая, что большому отряду там делать нечего… Нужно готовиться к следующей экспедиции. Она будет целиком подземная.» Ну что же, следующая так следующая.

8

Я иду на верхнюю базу. Сегодня снова отличная погода. Как искры вспыхивают на солнце снятые с деревьев незаметным ветерком снежинки. Поднявшись на склон, я ненадолго останавливаюсь полюбоваться видом. Небо чистое, облака лишь вдали на горизонте. Удивительно, какие здесь плоские горы. Даже и горами не назовешь – холмы… Ангаро-Ленское плато.
Счастливые подземщики вышли с нижней базы где-то за час до меня. Сейчас они, наверное, уже в пещере… Ну и хорошо. А я приду на верхнюю базу, подкину дров в оставленный костер, встану рядом и буду греть руки, оттаивать задубевшие за ночь пещерные перчатки, смотреть то на огонь, то на просвеченный солнцем зимний лес, где на блестящем снегу лежат резкие синие тени, и ждать Александра Владимировича. Утром он сказал, что сегодня мы с ним идем расчищать Желтую дорогу. Ксюша и Саша пойдут на шурф отбирать пробы на споро-пыльцевой анализ, а Валентин снова будет работать на поверхности.
И я иду по тропинке, спускаюсь, огибаю камни и сугробы, и впереди уже показался синий тент… А под тентом – отряд смелых и отважных, как назвал Лешу, Диму и Женю Александр Владимирович. Судя по всему, подземщики еще даже не прикасались к комбинезонам. Стоя у костра в компании Валентина, они, кажется, только что закончили смеяться над очередным его анекдотом. У Валентина есть анекдоты на все случаи жизни.
Моей первой мыслью при виде Лешиного отряда было ехидное: это с какой же скоростью вы, товарищи, сюда шли? Всю дорогу по-пластунски ползли, что ли?
Минут через двадцать пришел Александр Владимирович и изумленно воззрился на толпящихся у костра смелых и отважных. Леша в оправдание с достоинством заявил, что они бы уже давно вышли, если бы не Женя. После двух или трех замечаний Александра Владимировича подземщики с грехом пополам отбыли, а за ними неохотно покинул верхнюю базу Валентин.
Александр Владимирович сказал, что надо съесть часть нашего перекуса, чтобы не брать его весь в пещеру, тем более, что время уже обеденное, и мы сели пить чай. Саша пришла последней, и они с Ксюшей тоже решили подзаправиться перед работой. Они все еще ели, когда мы собрались и спустились в пещеру.
Грязь в Ботовской начинается не сразу, по крайней мере если судить по входу Медео. Здесь в начале идет сухая земляная нора, сверху свисают древесные корни, потом нора переходит в чистый неширокий каменный ход с окатанными стенками, а потом под ногами оказывается лед. Ксюша говорила мне, что как раз из-за ледника вход называется Медео – кажется, где-то есть каток с таким названием.
Ход расширяется, потолок повышается. Внизу темнеет лед и поблескивают прозрачные «попугайчики» – красивые ледяные выпуклости наподобие маленьких сталагмитов, Марина показывала мне их в Приме, попутно покрикивая на Мишу-биолога: «Смотри не раздави! Где, где - под ногами!»
Александр Владимирович говорит, что этот ледник в Ботовской никогда не тает.
-Даже летом?
-Да.
Мы останавливаемся у какого-то, как мне сперва показалось, железного прута, вертикально ввинченного в лед. Присмотревшись, я понимаю, что это не прут, а стальная полоса с делениями. Александр Владимирович поясняет, что это служит для измерения уровня ледника. Странно, что вчера этот измеритель не попался мне на глаза. Хорошо же мы бежали…
У «мужика» Александр Владимирович оставляет контрольную записку, перебирает мешочки на уступе и вдруг говорит:
-Смотри, все пакеты погрызены. И это не полевая мышка, а кто-то покрупнее. Вон куда утащила… - он светит в узкий, частично замытый лаз, ведущий от уступа. В начале этой норы рассыпан карбид, дальше валяется мешок.
-Крыса, - наугад говорю я.
-Откуда здесь крысы? Они не живут там, где нет людей. Это может быть горностай, или даже соболь… Надо забрать весь этот мусор на обратном пути.

Мы копаем, расширяем один их ходов. В глине блеснуло что-то необычное, я откладываю совок и ковыряю пальцем, пока Александр Владимирович не спрашивает: что там?
-Мне показалось, что тут монетка.
-Монетка?.. Нет, это глина бывает такими пластинками. А вот действительно интересная штука, - он отворачивает лопаткой пласт, и под желтым верхним слоем обнаруживается другой – черный.
-Как по-твоему, что это?.. Похоже на органику, и этот слой прослеживается по всей пещере.
Он решает взять пробу и нагребает черную массу в круглую металлическую коробочку – бюксу.
-Отдадим нашему младшему сотруднику. Может быть, удастся определить возраст.
Под сотрудником подразумевается Ксюша.
Я вдруг вспоминаю:
-Вы вчера говорили про катаклизм в этой пещере. Я не совсем поняла, что это такое?
-Когда пойдем дальше, я покажу, чтобы не объяснять на пальцах. Там есть одно место, где хорошо видно следы.
Мы доходим до «драконьих лап».
-Вот эти образования. Как, по-твоему, они возникли?
Я заново рассматриваю странные сталактиты, короткие и толстые, похожие на лапы своими расширениями внизу, обросшими тонкими сосульками-когтями. Мне кажется, что еще больше лап эти натеки напоминают перевернутые грибы или, допустим, неряшливые люстры с грязными подвесками… Это похоже на сталагнат, каким-то образом потерявший связь с полом и повисший на потолке, где его основание постепенно обросло новыми натеками.
-Пещера была заполнена водой вот до этого уровня, - Александр Владимирович показывает на нижний конец «лапы». – Это были колонны, один конец рос в глине. А потом случился этот катаклизм, и глину вымыло, а колонны повисли, и вот уже внизу образовалась новая натечка.
-А почему считается, что под этой пещерой есть еще одна пещера?
-Да, существует такая завирательная гипотеза, потому что под этим пластом залегает еще один пласт карбонатных пород, и возможно, что когда-то мы найдем колодец и проникнем в эти нижние Боты… И тут-то нам всем придет конец, потому что человеческой жизни не хватит все это исследовать.
Мы идем дальше. На привале Александр Владимирович говорит:
-Вот еще интересная вещь, - он показывает округлый камень, расколотый надвое, и в месте скола я вижу, что это не совсем камень, вернее, даже совсем не камень, а конкреция – сверху плотная серая корка, а внутри растут тоненькие острые снежно-белые иголочки кальцита.
-Красивые образования, правда? Такие конкреции характерны только для Ботовской пещеры.
Потом мы углубили дно еще одного хода, и по нему стало возможным проползти на четвереньках, потом доели перекус, и Александр Владимирович, посмотрев на часы, сказал, что на сегодня достаточно.
Испорченные лесным грызуном запасы мы на обратном пути не забрали – просто некуда было положить.
Ксюша и Саша все еще работали в шурфе. Карбидную вонь я почувствовала едва ли не от самого «мужика». Шурф выглядел как широкая яма глубиной больше человеческого роста. Заглянув туда, Александр Владимирович осведомился, как идут дела и заметил, что, между прочим, в шурф часто падают полевые мышки: «Приходишь на следующий день – а они там лежат, бедные…». Надолго мы здесь не задержались – Ксюша сказала: «Вы идите, идите», Александр Владимирович сказал: «А, мы мешаем вам излагать умные мысли!», Ксюша сказала: «Вот именно», Александр Владимирович сказал: «Ах вот вы как с нами!», и мы ушли.
На поверхности нас снова встретила звездная ночь. Костер дымил.
-Здесь, наверное, кто-то недавно был. Смотрите, еще не прогорело.
-Ботовское правило: уходящий обязательно оставляет хороший костер, чтобы угли можно было легко раздуть заново.
Я быстро переодеваюсь, и Александр Владимирович разрешает мне идти на табор.

9

Я снова иду по ночному лесу. Странно, но сегодня про медведей совсем не думается. Да спят они все, а если и не спят… Наши преподаватели внушали нам перед практикой: «Не бойся зверя – бойся человека.» Приходилось слышать истории, не к ночи будь помянуты… Лучше думать о том, как там сейчас на Шуте. И я думаю о подземщиках, а потом – о том, что не спросила у Саши, что готовить на ужин. Хотя сегодня дежурство Валентина и Ксюши, правда, Ксюша еще в маршруте, но Валентин, наверное, все знает про ужин. Кстати, кто дежурит завтра? Видимо, Александр Владимирович и я.
Потом мне почему-то вспоминается поездка в Политехническую, но не та, что была недавно, а та, моя первая, летняя, и как мы с Наташкой потом обсуждали, зачем нам спелеология. Наташка сказала, что это ее мечта детства, а я до сих пор не могу сказать ничего определенного: «Не знаю… Интересно лазить… А в общем, не знаю…» Я вспоминаю, как по возвращении домой из Политехнической меня спросили: «Ну как, понравилось в пещере?» и свой ответ: «Да что там может понравиться? Темно, холодно, сыро, грязно… А я люблю тепло, свежий воздух и солнышко.» «Так, может, тебе лучше скалолазанием заняться?» А что, это неплохо – висеть на прогретой скале на солнце, когда обдувает свежий ветерок и даже комары не кусают… Только я высоты побаиваюсь, это у меня наследственное.
Странно, что я до сих пор в этом клубе. Я ведь нигде подолгу не задерживаюсь. Где только мне не приходилось бывать – гимнастика всех сортов, плавание, цирковая студия, легкая атлетика, каратэ, школа верховой езды, секция горного туризма…
Что говорил Леша на Дне рождения клуба, когда награждал меня как лучшего новичка года, и кто-то из рядов спросил: а по какому принципу выделяют лучшего новичка? «Ну, я вижу, что этот человек действительно хочет чего-то добиться в спелеологии…»
Чего мне хотелось бы добиться в спелеологии?
А чего вообще можно добиться в спелеологии? Признания: да, он действительно много чего может, он знаете в каких пещерах был! Доказать самому себе: да, я действительно способен, я даже вон где был. Исследовательский интерес… Аня в своей лекции «Человек в пещере» говорила: «Пещеры – это целый мир, это как космос, там все другое, там мало кто бывал…» Найти то, чего еще никто не знает. Пройти там, где еще никто не ходил. Написать об этом… В записях Димы «Арабика – 2006» про экспедицию в Сарму мне встретилось упоминание о разговоре на такую же тему: зачем приходят в спелеологию и почему остаются. Кажется, был сделан вывод, что остаются из-за людей, из-за хорошего коллектива.
Да что толку рассуждать об этом? Все равно что спорить о смысле жизни. Тут кто во что горазд, и каждый ищет свое. Есть, между всех прочих, еще одна простая причина: хочется адреналина внутривенно. Как говорится: перчику нам в жизнь, перчику! А то все как-то пресно в жизни рядовых российских граждан.
А что же все-таки насчет того, чего мне хотелось бы добиться? Трудно сказать. Скорее всего, доказать, что я не хуже, что я тоже все могу – пройти Сарму, Воронью, научиться всему тому, что умеют наши руководители, наработать опыт, а потом…
Закончить свои мечты я не успеваю – сзади раздается:
-Ну ты бежишь, за тобой не угнаться!
Я останавливаюсь и уступаю дорогу:
-Проходите вперед…

10

Мы ужинаем втроем: Александр Владимирович, Валентин и я. Валентин приготовил рис и пожарил котлетки – совсем маленькие, со спичечный коробок. В зимовье непривычно тихо, и отчетливее прежнего шумит лампа, перекрывая несущееся с улицы тарахтение генератора.
Ксюша и Саша приходят после одиннадцати, когда мы уже сидим около Валиного плеера. Сегодня решили смотреть «Волкодава». Вчера и позавчера был «Кровавый алмаз», а перед ним – какой-то фильм, названия которого я не знаю, вернее, не помню, да я его и не видела, потому что лежала накрывшись с головой, но я все слышала и по разговорам героев заключила, что фильм, возможно, и не порнографический, но чрезвычайно неприятный. Саше и Диме он тоже не понравился, а Валентин смеялся.
Лежа на нарах, я смотрю и жду, когда Саша объявит меню и выдаст продукты на завтрак. Хочется спать, и я изредка закрываю глаза, тем более, что смотреть пока особенно не на что: на экране главенствуют три цвета – красный (кровь), оранжевый (пламя) и черный (все остальное). Действие происходит в каком-то замке. Слушать тоже почти нечего – там орут, хрипят и плачут. Александр Владимирович, который сидит на нарах Саши и Димы у самого экрана, уже сказал свое первое мнение о фильме:
-Какие страсти, да еще на ночь.
Через некоторое время он просит:
-Я ничего не понял. Валя, рассказал бы ты пару эпизодов.
Валентин, похохатывая, разъясняет: ну, всех убили, его продали в рабство, он бежал, его подобрала эта старушка, он у нее научился драться, ну то есть она не только этому учила, но он на теорию забил и научился только рубиться, и вот теперь он убил этого, по кличке Людоед.
Я задремываю. Вновь открыв глаза, я вижу прежнюю картину: электрическая лампочка над столом, плеер на столе и Александр Владимирович за столом, но еще прибавилась Саша – она сидит на нарах и расчесывает волосы.
-Валя, а кто у него на плече - попугай?
-Летучая мышь.
-Говорящая, что ли?
-Ага. Ха-ха-ха! Ультразвуком.
Я тоже смеюсь. Саша не выдерживает нашего общего гоготания:
-Неужели вам совсем не интересно?!
-А может, это все-таки попугайчик? Волнистый…
Я слезаю с нар и прошу выдать продукты. Мы идем в соседнее зимовье, где темно, печка потухла и становится уже прохладно, и Саша рассказывает, что на завтрак пшенная каша со сгущенкой, но можно вместо этого разогреть остатки риса и поджарить фарш россыпью. Я заглядываю в котел и с сомнением спрашиваю:
-По-твоему, этого хватит на пятерых?
-Ну, я не знаю. Я предлагаю как вариант. Просто у нас в семье не принято выбрасывать продукты. Вы с Осинцевым сами договоритесь, что делать.
Я, буркнув, что выбрасывать продукты вообще-то нигде не принято, иду в соседнее зимовье договариваться.
Александру Владимировичу явно не до риса с пшенкой. Не спуская глаз с экрана, он говорит, что «как вы там сами решите, так и будет». Из плеера слышны звуки страшных ударов и железный лязг. Валентин из своего угла цитирует Высоцкого:
-«И кроме мордобития – никаких чудес...»
Уже за полночь. Я решаю: ладно, утром разберемся; и ложусь спать, слыша, как на экране драка сменяется относительно мирной беседой.

11

Утром я обнаруживаю возле печки два немытых котла. Я иду на реку и ругая не столько дежурных, сколько себя: ведь предупреждала Саша, что за котлами надо следить с вечера! Правда, Александр Владимирович вчера сам напомнил Валентину:
-Насколько я понимаю, Валя, завтра мне дежурить, так что…
-А я что? Я сварил, ха-ха-ха! Это уже Ксюха пускай моет.
А они с Сашей вернулись поздно, ужинать не стали, а мы смотрели кино и давно забыли про котлы. Ладно. А как быть с пшенкой и рисом?
-Вот посмотрите, Александр Владимирович, как по-вашему, хватит этого на всех, если еще поджарить фарш?
-Рис и фарш… А нас пятеро… Ну что же, давай попробуем. Сейчас я затоплю печку, и ты поставь рис на плиту – там он не пригорит.
Костер уже вовсю полыхает, вода для чая вскипает за несколько минут. Я уношу котел в зимовье, завариваю чай, помешиваю рис на печке, потом возвращаюсь к костру и жарю фарш. Помня о том, что в фарше тоже мясо, я хорошенько обжариваю его – он даже чернеет местами. Теперь-то уж точно все свиные цепни там подохли… Я не очень люблю готовить, особенно в экспедициях – никогда не знаешь вкусы товарищей. В Политехничке мне постоянно напоминали, что красноярцы не едят соль и тушенку, а Миша-биолог не ест мясо.
Я отношу сковороду в зимовье и докладываю, что в принципе все готово, осталось только порезать хлеб и сало. Александр Владимирович уходит будить товарищей и варить кофе. Я подготавливаю стол к завтраку и тоже иду в соседнее зимовье.
Я не большой ценитель кофе, но разница между растворимым и натуральным, что ни говори, заметная. Кофе варится в блестящей кастрюльке на газовой горелке, аромат разливается по всему зимовью. Так как мы не стали готовить пшенку, у нас осталось две банки сгущеного молока, и оно тоже подается к кофе.
-А в подземке сейчас идет жаркий спор, кто сегодня дежурный. Наверное, Женю отправят…
-Не думаю, она как вцепится в спальник цепкими лапками, ха-ха-ха!…
Я вспоминаю, как Валентин упомянул про эти цепкие лапки дня три назад, и кто-то спросил у него: что за лапки такие? Валентин очень удивился: как, вы не знаете анекдот про цепкие лапки, тогда я вечером вам расскажу! И рассказал.
Потом мы садимся завтракать. К моему удивлению и радости, риса не только хватает на всех – он еще и остается. Не могу утверждать, но полагаю, что большую роль сыграл кофе. В самом деле, ведь существует такой способ меньше есть – надо просто выпить перед едой побольше воды. А если выпить не воды, а кофе, да еще сладкого, да еще много – так и вовсе есть не захочется. Мне, по крайней мере, не хотелось. А вот хорошо бы было, если бы мы все перешли на один только кофе по утрам… Не было бы никакой возни с завтраком, и не надо было бы дежурить...
Мы завтракаем под энергичные ритмы «Sex bomb». Александр Владимирович отбивает такт по скамейке костяшками пальцев, а потом смотрит на Валентина, медленно переворачивающего ложкой комки риса, и говорит:
-Надо, Валя, надо.
-Что-то я уже больше не могу, - жалуется Валентин.
-А там еще есть добавка… - тихонько замечаю я.
Александр Владимирович переводит взгляд на Ксюшу, которая, повернув пластмассовую бутылку вверх дном, пытается выдавить на кашу кетчуп, и советует:
-Выше, выше бутылку поднимай, к самому потолку!
Валентин оживляется:
-А еще хорошо заглянуть в дырочку снизу, ха-ха-ха, в тот момент, когда надавишь на бутылку!
План работ на этот день таков: сначала напилить и наколоть дров, натаскать воды, а потом Ксюша и я пойдем выносить рваные пакеты с «мужика», а остальные пойдут на склон смотреть возможный вход.
Валентин, взяв бензопилу, быстренько распилил несколько сушин и ушел в зимовье. Ксюша начинает колоть дрова. Я отмываю котлы, заливаю чай в термосы, потом беру из бани канистры и иду за водой.
Когда я, наполнив бочку, выливаю канистру в бак, в баню заглядывает Александр Владимирович:
-Ты в печку подкладываешь?
-Нет, забыла… - виновато отвечаю я. Он начинает заново разводить огонь, а я снова спускаюсь к проруби. Ксюша колет дрова, Валентина не видно, а Саша, наверное, готовит перекус в зимовье.
Александр Владимирович затопил печку, взял у меня канистры и ушел на реку. Я складываю поленницу возле бани. Александр Владимирович, заполнив бак, сказал Ксюше: «Ты бы взяла колун!», и ушел в зимовье. Я начинаю складывать поленницу возле «столовой». Из другого зимовья выходят Александр Владимирович и Валентин, Валентин недовольно спрашивает:
-Ну мы идем сегодня куда-нибудь, или я спать ложусь?
-Да, надо идти, - говорит Александр Владимирович, - так что давайте, заканчивайте уже! – последнее относится к нам с Ксюшей.

Погода изменилась. Стало пасмурно, и снежные заряды следовали один за другим. Когда Ксюша и я поднялись на верхнюю базу, снег перестал, но дул сильный ветер, и мы не стали перекусывать, а сразу пошли в пещеру.
Мы быстро вынесли мусор и вернулись в лагерь еще засветло.
К вечеру пришли товарищи, мы поужинали и сели досматривать «Волкодава».
Для тех, кто не видел, не понял или все проспал, Валентин пересказывает содержание первой половины и добавляет кусочек второй:
-…Его сейчас дурманом опоят, он всю ночь пьяный проваляется, а на них нападут, а потом жених приедет.
На всякий случай я спрашиваю:
-А тот, кто с ними, он разве не жених?
-Да нет, это брат. Ну, он, вообще-то, брательник такой, плюшевый – двоюродный или троюродный.
Мне так нравится это Валино определение – «плюшевый»! Обязательно запомню. Хотя вот не знаю, кто у нас ввел его первым – Валентин или Дима? Я впервые услышала его от Димы, утром третьего или четвертого дня, когда Валентин подал Диме чай, а тот попробовал и сказал:
-У тебя, Валя, чай какой-то плюшевый!
Я спросонья не могла понять: плюшевый чай – это как? Неужели бывает заварка из плюща? Вечнозеленый плющ, обвивший угол старого особняка… Чай-то здесь при чем? И только перед завтраком, слушая ворчание Димы: «Этот Валин чай, где только он его взял, вчерашний разогрел, что ли…», я сообразила, что «плюшевый» означает попросту ненастоящий.
Мы смотрим кино, Валентин и Александр Владимирович разбавляют его шутками и комментариями, а потом Валентин – как-то у него к слову приходится – рассказывает о том, как в детстве читал в книжке о мальчике, стравившем стрекозу и кузнечика, и стрекоза откусила кузнечику голову, а он, Валентин, впоследствии много раз пытался повторить этот опыт, но его стрекозы так ничего кузнечикам и не откусили…
-…Зато я мышек вешал, ха-ха-ха! Тоже прикольно…

12

Утром девятого дня мы все пошли помогать подземщикам выносить вещи. Как всегда, наш отряд долго собирался, и когда мы наконец залезли в пещеру и пошли, то встретили отряд Леши буквально у «мужика», в двадцати минутах ходьбы от входа. На поверхности Александр Владимирович сказал:
-Как говорит Валя, получилось как-то плюшево. Надо было еще подождать – сами вышли бы!
Мы приходим на лагерь и остаток дня занимаемся кто чем.
Я упаковываю вывернутый наизнанку комбинезон в полиэтиленовый мешок, а затем – в транспортник, отскребаю глину с сапог и пытаюсь отмыть в проруби каску. Каска не отмывается, только покрывается корочкой льда. Я вспоминаю, что можно помыть теплой водой в бане, как Homo sapience sapience, но мне уже становится лень. Я иду в зимовье, устраиваю каску на полке и вытягиваюсь на спальнике.
Александр Владимирович и Валентин – на своих местах на нарах, Женя роется в рюкзаке. Леша тоже в зимовье. Взяв полотенце, он говорит, что идет нырять в прорубь.
-А в какую? – живо интересуются у него. – Там теперь три проруби. Можно нырнуть в одну и вынырнуть из второй. А можно сразу из третьей…
-А не затопить ли нам печку, - обращается Леша ко мне. – Я потом буду писать, и надо, чтобы было тепло.
Я отвечаю, что здесь, по-моему, и без того жарко, и иду строгать щепки на растопку. Затопив и напихав в печку побольше дров, я ухожу во второе зимовье, зная, что в первом сейчас начнется баня.
Саша готовит праздничный ужин. Пирог из печенья со сгущенкой уже слеплен и пропитывается в углу на нарах. Спросив, не надо ли чего помочь, я сажусь с краю стола пить чай. Потом приходил Дима, дает поручение вдеть шнуры в транспортники, и я занимаюсь этим делом, попутно поедая арахис из пакета на столе.
Смеркается. Женя и Ксюша ушли в баню. Я, закончив с одним мешком, ругаюсь над вторым:
-Е-мое, ну кто это сшил так узко, что булавка не пролазит…
-Я сшил, -весело отвечает Дима. Он берет Сашу за талию, и тут заходит Александр Владимирович:
-Так, Дима, вынужден вас прервать на самом интересном месте. Пойдем, дам тебе поручение, а то ты, я смотрю, от безделья дурью маешься.
Они вышли, за окном заскрипел снег и послышался голос Александра Владимировича:
-Когда красавицы выйдут из бани…
-Готово, - говорю я, сворачиваю транспортник и перебрасываю на нары. – Что-нибудь еще надо помочь?
-Да вроде бы нет.
Потом пришла Женя с мокрыми волосами и забрала арахис, конфеты и печенье для Леши, который работал в соседнем зимовье.
Потом Ксюша намекнула Александру Владимировичу, что надо бы сделать праздничный плов. Уже совсем стемнело.
Около девяти часов мы сели ужинать. До пирога дело не дошло – всем, видимо, хватило плова. Он получился отличный, с мясом, истекающий жиром.
Дима и Саша рано ушли из-за стола. Дима сильно измотался за время подземки, днем, когда пришли на базу, он жаловался: «Вчера целый день с трансом, сегодня тоже. Рука болит. Когда сегодня выходили, сначала еще нормально было, шли с остановками. А когда вас встретили, то погнали уже до самого конца без отдыха.»
Я ухожу следом за Димой и Сашей. Печка в соседнем зимовье погасла, там тепло и не жарко. В темном окне отражается стол, на котором лежат бумаги и пакет с конфетами. Сияет лампочка. Дима тихо уговаривает Сашу: «Пойдем есть пирог.» «Не хочу.» «Ну пойдем есть пирог.» «Не хочу…» Из «столовой» доносится хохот, за окном тарахтит генератор. Потом тарахтение обрывается, и лампочка над столом гаснет.

***
Ну что же, экспедиция практически закончилась. Завтра утром в одиннадцать часов придет снегоход, мы погрузим вещи и двинемся в поселок. В полдень туда приедет наш «уазик». А потом – дорога, дорога, дорога, и в Иркутске мы будем поздно ночью.
По-моему, мы неплохо съездили. Валентин сказал: «Я провел отпуск как на зимнем курорте.» Дима и Женя получили опыт подземной жизни. Саша отлично справилась с работой завхоза. Я теперь знаю, что представляет из себя пещера Ботовская, хотя мне удалось посмотреть только ее маленький кусочек, пятьсот метров из шестидесяти с лишним километров…
Если же говорить об итогах экспедиции в целом, то они таковы.
-Законсервирована подземная база Заморская.
-Обследована западная часть Нового Света, и выяснено, что там ходы замыты и возможны только раскопки.
-Обследование склонов на предмет обнаружения новых входов в массив не дало положительных результатов. Обнаружены только трещины с выходами теплого воздуха.

Базарова Екатерина
Продлжение следует…